ssergey x 100 пишет:
Бронепоезд "Генерал Марков"
Арсений Несмелов
БРОНЕВИК
У розового здания депо
С подпалинами копоти и грязи,
За самой дальней рельсовой тропой,
Куда и сцепщик с фонарем не лазит, --
Ободранный и загнанный в тупик,
Ржавеет "Марков", белый броневик.
Вдали перекликаются свистки
Локомотивов... Лязгают форкопы.
Кричат детишки... И совсем близки
Веселой жизни путаные тропы;
Но жизнь невозвратимо далека
От пушек ржавого броневика.
Они глядят из узких амбразур
Железных башен -- безнадежным взглядом,
По корпусу углярок, чуть внизу,
Сереет надпись: "Мы -- до Петрограда!"
Но явственно стирает непогода
Надежды восемнадцатого года.
Тайфуны с Гоби шевелят пески,
О сталь щитов звенят, звенят песчинки...
И от бойниц протянуты мыски
Песка на опорожненные цинки:
Их исковеркал неудачный бой
С восставшими рабочими, с судьбой.
Последняя сибирская верста
Ушла на запад. Смотаны просторы.
Но в памяти легко перелистать
Весь длинный путь броневика, который,
Фиксируя атаки партизаньи,
Едва не докатился до Казани.
Врага нащупывая издалека,
По насыпи, на зареве пожарищ, --
Сползались тяжко два броневика,
И "Маркова" обстреливал "Товарищ".
А по бокам, раскапывая степь,
Перебегала, кувыркаясь, цепь.
Гремит великолепная дуэль.
Так два богатыря перед войсками,
Сойдясь в единоборческий дуэт,
Решали спор, тянувшийся годами...
Кто Голиаф из них и кто Давид --
Об этом будущее прогремит.
Подтягиваясь на веревке верст,
Кряхтя, наматывая их на оси,
Полз серый "Марков", неуклонно пер,
Стремясь Москву обстреливать под осень,
Пред наступающим -- не раз, не два --
Рвались мостов стальные кружева.
А по ночам, когда сибирский мрак
Садился пушкам на стальные дула, --
Кто сторожил и охранял бивак,
Уйдя за полевые караулы?
Перед глухой восставшею страной
Стоял и вслушивался, стальной...
Что слышал он, когда смотрел туда,
Где от костров едва алели вспышки,
И щелкнувшей ладонью -- "на удар!" --
Гремел приказ из командирской вышки:
"Костры поразложили, дуй их в пим!
Пусть, язви их, не спят, коль мы не спим!"
У командира молодецкий вид.
Фуражка набок, расхлебаснут ворот.
Смекалист, бесшабашен, норовист --
Он чертом прет на обреченный город.
Любил когда-то Блока капитан,
А нынче верит в пушку и наган.
Из двадцати трех -- отданы войне
Четыре громыхающие года...
В земле, в теплушке, в тифе и в огне
(Не мутит зной, так треплет непогода!),
Всегда готов убить и умереть,
Такому ли над Блоками корпеть!
Но бесшабашное "не повезло!"
Становится стремительным откатом,
Когда все лица перекосит злость
И губы изуродованы матом:
Лихие пушки, броневик, твои
Крепят ариергардные бои!
У отступающих неверен глаз,
У отступающих нетверды руки,
Ведь колет сердце ржавая игла
Ленивой безнадежности и скуки,
И слышен в четкой тукоте колес
Крик красных партизанов: "Под откос!"
Ты отползал, как разъяренный краб,
Ты пятился, подняв клешни орудий,
Но, жаждой мести сердце обокрав,
И ты рванулся к плачущей запруде
Людей бегущих. Мрачен и жесток,
Давя своих, ты вышел на восток...
И вот Чита. Казачий офицер
С хмельными и веселыми глазами,
С ленивою усмешкой на лице
Тебя встречал и пожимал плечами.
Твой командир -- едва ль не генерал --
Ему почтительно откозырял.
И командиру вежливо: "Прошу!"
Его команде -- лающе "В казармы!"
Чита надменно (истинный буржуй!)
Встречала арьергард разбитых армий:
"Коль вы, шпана, не добыли Москвы,
На что же, голоштанные, мне вы?"
И чтобы никого не прогневить --
Еще вчера стремительный и зоркий,
Уполз покорно серый броневик
На затхлые борзячие задворки.
И девять лет на рельсах тупика
Ржавеет рыжий труп броневика.
И рядом с ним -- ирония судьбы,
Ее громокипящие законы --
Подняв молотосерпные гербы,
Встают на отдых красные вагоны...
Что может быть мучительней и горше
Для мертвых дней твоих, бесклювый коршун!
Чита, 1930
Бронепоезд "Генерал Марков" был отправлен из Читы на станцию Борзя, где простоял на запасных путях до 1931 года.